От избирательной борьбы с коррупцией к новому большевизму
По крыше дома твоего
Спасибо господину Елькину. Он на многое открыл мне глаза. Это не про «Оборонсервис», от которого мутит так же, как от избирательной борьбы с коррупцией. Это про другое, личное. Дело в том, что я почти соседка Елькина, живу неподалеку от его дома на Малой Бронной. Проходила вчера вечером мимо — все окна темные, слепые. Охранники еще злее обычного. Впечатление такое, будто нарушитель конвенции владел здесь не одной полумиллиардной квартирой № 21, а целым домом: нет Елькина — нет света.
Когда шедевр лужковской архитектуры под кликухой «Патриарх» только строился, местные жители, пораженные наглостью идеи и размахом ее воплощения, шептались: тут будет жить Путин. А оказалось — Елькин.
История с оборонным воровством сладострастно тиражируется телевидением. Чем больше наблюдаю за распадом империи Сердюкова, тем больше понимаю: эта история задевает не столько мои гражданские чувства (российское казнокрадство давно привыкла воспринимать как явление природы), сколько эстетические. Елькин с лицом завхоза из советских фильмов в нелепом махровом халате посреди трехуровневых пространств, мраморных бассейнов и золотых унитазов — образ бездарного пошлого времени. Такого же бездарного и пошлого, как сам «Патриарх», увенчанный поделками сталинского ампира вперемешку с уменьшенной копией башни Третьего Интернационала. Ее автор, конструктивист Татлин, мечтал увековечить идеальную природу коммунизма, а вышло так, что увековечил Елькина.
Мрачным осенним вечером, когда в телевизоре обостряется борьба с коррупцией, я мучительно пыталась расшифровать код, заключенный в загадочном доме на Малой Бронной. Ведь ничего случайного в жизни не бывает.
Что за комиссия, создатель: разрушить атмосферу уютной старой улицы дорогущей махиной, водрузить на крыше коммунистическую башню, поселить под крышей елькиных при золотых унитазах? Но вдруг все срослось.
Башня воспевает коммунизм, очищенный, по мысли Ленина, от оппортунизма, а это и есть большевизм. Сегодня большевизм в наших широтах такое же распространенное явление природы, как коррупция. Елькин и Татлин под одной крышей образуют почти что символ. Подкорректированная триада графа Уварова — православие, самодержавие, доходность — удивительным образом сочетается с категоричностью Третьего Интернационала.
Пока охранители и бунтари не устают обвинять друг друга в большевизме, чуткий телевизор транслирует послание: на коне тот, кто сумел попасть в главную ноту времени. В голосе новых и старых телезвезд слышен лязг наручников и скрежет тяжелой тюремной двери. Отсюда — стремительный взлет решительных женщин формата Скобеевой, Зейналовой, Метлиной, Собчак. Первые три дамы ясны и предсказуемы, как очередной выпуск новостей. Ксения Анатольевна — явление отдельное.
Недавнее интервью Собчак с Леонидом Парфеновым — это интервью большевика с меньшевиком.
Цель оправдывает средства. Цель — пригвоздить к позорному столбу Парфенова за отход от оппозиционного движения. Средства — любые, вплоть до частичной амнезии интервьюера. Собчак, которая внутри оппозиции представляет отнюдь не радикальное крыло, ставит в вину Парфенову именно отсутствие радикализма. Почему пошел в Совет по правам человека при президенте? Почему не понимает, что служит прикрытием? Почему забыл, что из Совета ушли достойные люди? Почему сотрудничает с Первым каналом? Почему дружит с Эрнстом, который несет ответственность за дебилизацию страны? Почему стал основоположником адского трэша, излюбленного ныне жанра НТВ?
Собчак, осененная великой целью, не слышит ответов, не чувствует оттенков, не интуичит контекст. Так ведь у нас вся страна при президенте, резонно говорит Парфенов. И телеканал «Дождь» — такое же прикрытие, как и Совет по правам человека. Да, достойные люди ушли оттуда, но дайте и мне самому пройти свой путь — воспользоваться трибуной. Я готов повторять где угодно, вплоть до Селигера: хуже нас по части ТВ в Европе только Белоруссия. Хотя какая разница, что говорит Парфенов? Его ведь не для ответов позвали в эфир, а для показательной порки.
Любопытно наблюдать, сколь методично Собчак не спускает Парфенову все то, что легко прощает себе. Она ему инкриминирует сотрудничество с оккупационными каналами, но сама не прекращает стенаний на тему: «Меня не пускают на ТВ». И уж ее вклад в дебилизацию страны посредством ящика оставляет позади аналогичный вклад Эрнста. «Дом-2» и «Блондинку в шоколаде» пока трудно превзойти даже такому мэтру, как Константин Львович.
Отдельный вопрос — истоки адского трэша, в которых Собчак винит Парфенова. Меньше всего мне хочется быть адвокатом Леонида Геннадьевича; о его амбивалентности я писала не раз и не два. Но справедливости ради следует сказать: с таким же успехом можно обвинять Кирилла и Мефодия в том, что они создали азбуку, которой века спустя воспользовались авторы «Протоколов сионских мудрецов». Для развития трэшевой стилистики Собчак сделала неизмеримо больше, чем «родоначальник» Парфенов. В конце интервью автор программы дарит гостю книгу «с намеком». Парфенову Собчак вручила «Ревизора». Конечно, в господине «Намедни» есть Хлестаков, как он есть почти в каждом из нас, включая Ксению Анатольевну. И чем больше Собчак занимается судьбами родины в перерывах между корпоративами, тем активнее сгущается хлестаковщина внутри ее мятущейся натуры.
Кстати, Собчак опять в тренде. Борьба с хлестаковщиной государственного масштаба не затихает ни на миг. Покончили с Елькиным, взялись за экс-сельскохозяйственного министра Елену Скрынник. Раньше не замечали ее крокодиловую сумку от Birkin, теперь заметили. Теперь можно. Она ведь просто помощник президента по с/х, ей так легко уйти, дыша духами и туманами. Интересно, а что у Скрынник за крыша? Наверняка не менее выразительная, чем у Елькина. Крыши чиновников, которых уже можно брать, — новая знаковая система, по которой читается время.
