"Ночной дозор" струит позор
Конспирология живописи в фильме Рембрандт: я обвиняю
В российский прокат вышла двухлетней давности документальная картина Питера Гринуэя "Рембрандт: я обвиняю" (Rembrandt`s J`accuse). В ней английский любитель изобразительных искусств подходит с другой стороны к теме, ранее затронутой им в "Тайнах "Ночного дозора",— к толкованию зашифрованного в рембрандтовском полотне разоблачительного месседжа. При всей параноидальности, которая присуща любой конспирологии, в том числе искусствоведческой, фильм подкупил ЛИДИЮ МАСЛОВУ искренней любовью автора к предмету.
В гринуэевском киноэссе Рембрандт предстает в разных ипостасях — с одной стороны, как художник, обидеть которого может каждый, а с другой — как герой детективного фильма, раскрывший подлое убийство и не побоявшийся изобличить убийц с помощью картины "Ночной дозор", в которой зашифрованы доказательства и улики, совершенно очевидные для Питера Гринуэя как для человека с обостренным художественным зрением. То, что зрение настолько обострено далеко не у всех, автор фильма прекрасно понимает и предвидит упреки в том, что он своим орлиным взором видит в картине много такого, чего художник вовсе не имел в виду. Поэтому свой детальный разбор "Ночного дозора", сочетающий элементы искусствоведческой лекции и детективного расследования, Питер Гринуэй предваряет справедливыми рассуждениями о том, что человеческая культура основана преимущественно на тексте, нас с детства учат больше доверять написанному, чем изображенному,— и наверное, поэтому толкование визуальных образов в нашей культуре столь непопулярно, убого и однобоко, а наш кинематограф так скуден.
Серьезные эти рассуждения, надо сказать, довольно издевательским образом иллюстрируются безжалостно отфотошопленными в разные веселенькие цвета "Джокондами" — они попарно, справа и слева, въезжают в кадр, в центре которого в черном квадратике торчит говорящая голова Гринуэя-рассказчика. А поскольку рассказ богато иллюстрирован живописным материалом, то на протяжении фильма с говорящей головой станут происходить различные удивительные приключения, когда она будет попадать внутрь тех или иных полотен, оказываясь то посреди стола на блюде, то вещая откуда-то из-под конского хвоста, но сохраняя при этом непроницаемое серьезное выражение и лишь иногда напоминая, что Рембрандт был человеком достаточно ироничным.
Будучи любителем нумерологии, Питер Гринуэй обнаруживает в "Ночном дозоре" 34 загадки — по количеству изображенных на картине фигур. Еще только когда он пронумеровывает схематическое черно-белое изображение "Ночного дозора" аккуратными кружочками, вспоминается профессор литературы Набоков, заставлявший студентов рисовать план вагона, в котором ехала Анна Каренина, но в дальнейшем английский искусствовед где-то даже превзойдет американского профессора по въедливости и глубине проникновения в материал. Какие-то гринуэевские наблюдения вполне укладываются в русло ортодоксального искусствоведения, например о влиянии итальянской школы на голландских художников вообще и на Рембрандта в частности, а также о том, что в XVII веке он был одним из главных мастеров передавать полутона света и тени. Все эти общеобразовательные сведения служат лишь подпорками для детективной истории, которую Гринуэй, возможно, выдумал сам, но которая для него дополнительно выделяет "Ночной дозор" в ряду аналогичных произведений модного в то время жанра, когда в каждом голландском городе было народное ополчение и все его участники заказывали себе воинственные групповые портреты.
Гринуэевский криминальный сюжет заключается в том, что картину Рембрандту заказал один капитан народного ополчения, а на картине изображен уже другой, занявший его место в результате убийства, замаскированного под несчастный случай. Рембрандт каким-то образом об этом узнал и решил в "Ночном дозоре" заклеймить убийц позором и всячески их высмеять, но так, чтобы они об этом не догадались. Иногда и у Гринуэя доходит до смешного, когда он убедительно доказывает, что протазан одного из центральных персонажей обозначает его половой орган, а тень от руки другого явно к нему тянется, выдавая в убийцах кроме всего прочего и гомосексуалистов. Еще до этого момента возникают подозрения, что режиссер немножко издевается, однако Питер Гринуэй так строго смотрит из своего черного квадратика поверх своих очков, что трудно не согласиться: для развития зрительского зрения, слишком привыкшего к стереотипному восприятию, даже самые сомнительные средства хороши.
