Тёрочка
Гуляла я тут на днях по Москве. Вот правда, ну просто очень чистый, красивый и ухоженный город. Особенно в центре. И культурный. Сходила на потрясающе придуманную выставку Андрей Тарковский. Свободный Полет. После выставки прошлась по набережной, обратила внимание на клумбы с хризантемами - все как на подбор, ровными разноцветными шапочками. Зашла в кафе - меню интересное, обслуживают вежливо. Кругом строительства разные идут, в метро теперь на платформе часы показывают, сколько осталось до поезда, а не сколько минут тому назад он ушел.
Ну вот все хорошо и даже прекрасно.
А только чувствую, что сидит во мне какой-то маленький червячок, эдакая булавочная головка, козюлька неприметная, не дающая правильно думать, прямо таки мешающая считать, что все хорошо и прекрасно. Иду по царственной Москве - а булавочка куда-то вонзается, любоваться мешает, а червячок что-то продырявливает внутри, а козюлька свербит - и нет мне покоя и наслаждения.
Да что ты будешь делать!.. Прямо вот хоть убей.
И вдруг я вспоминаю про тёрочку. Точно. Она. Т Ё Р О Ч К А. Тёрочка и не дает. Обычная пластмассовая тёрочка, на самом деле, даже две, - одна четырехгранная, синяя, другая совсем простая, односторонняя, красная.
А чего не дают мне тёрочки-то Москвой наслаждаться?
Да так, ничего, обычное теперь уже дело: я их должна наутро отнести в следственный изолятор "Матросская тишина" арестанту Котову Константину Александровичу, тридцати четырех лет от роду, осужденному по статье 212.1. Государство мое, красивую столицу всем на радость устроившее, хочет отнять у Константина Александровича четыре года его молодой и прекрасной жизни.
И для меня эти две маленькие тёрочки - синяя и красная - важнее Москвы. Да что там важнее - просто на лопатки кладут они расфуфыренную столицу.
А еще я боюсь, что не примут терочки: перевес у арестанта Котова вроде как образовался на пятьсот грамм, а так хочется, так хочется, чтобы взяли...
До слез.
PS. Тёрочки я сдала. Правда, не сразу.
- Это что, - говорят, - только тёрки? Мы не возьмем только тёрки, слишком мало.
- Как это, - говорю. - Слишком мало?
- Вот так. Слишком мало - это слишком мало, чего же здесь непонятного! Идите, вон, в магазин, за углом, хлеба еще купите, будет нормально, я приму.
А не нужен мне хлеб, - отвечаю. - Я вчера арестанту Котову в вашем же тюремном магазине по интернету заказала много-много всяких продуктов и хлебов.
- Ну мы не возьмем.
- Ну, - говорю, - у вас в правилах такого не записано, чтобы мало не передавать.
-Эх, - отвечают со вздохом, - в правилах всего ведь не скажешь. Мы берем, когда мало, но мы берем вещи, а тёрки ваши - не вещи.
- Это как это не вещи? - изумляюсь я.
- Вещи - это то, что можно надеть, например, шапка, - вступает в разговор сидящая за приемщицей женщина в форменном костюме.
-Нет, - пытаюсь я объяснить на понятном языке, - вещи - это то, что нельзя съесть. Поэтому терка - это вещь.
- Не вещь, - говорит форменная и зачем-то совершенно неприлично раздвигает ноги. Это к делу не относится никак, но запоминается намертво. - Вещи еще могут быть канцелярские товары.
- Терка - не канцелярский товар, - говорю я ей твердо и прошу приемщицу призвать начальство, чтобы решить этот необыкновенный философский спор о вещах и не-вещах. Она уходит. А очередь за мной начинает раздражаться, и, конечно же, на меня, ну, там, шибко умной называют и все такое прочее, как будто быть шибко умной и понимать, что терка - это вещь, - зазорно.
Приемщица возвращается и говорит с надеждой:
- Может, у вас еще что-то есть?
И я соображаю, что есть, есть у меня еще что-то, - пучок свежайшей петрушки, обмотанный чистенькой беленькой тряпочкой. Мне его утром привезла в подарок из Пензенской области со своего огорода Ольга Николаевна Зеленина, кандидат сельскохозяйственных наук, бывшая арестантка по знаменитому "маковому делу", закатать ее хотели на пятнадцать лет, да суд присяжных всех оправдал (обязательно наберите Ольга Зеленина и прочитайте невероятную историю этого дела, длившегося семь лет).
- Вот, - кричу я радостно приемщице, - возьмите петрушку в довесок! Свежайшая, с огорода!
- А она маркирована? - спрашивает приемщица осторожно.
Тут я вспоминаю, что в Матросской Тишине, в отличие от Лефортово, все овощи-фрукты должны быть с наклейками из магазина, и люди, когда что-то с огорода своего хотят арестантам передать, бегут рысью в АШАН, взвешивают что-то тамошнее, яблоки, например, или сливы, ценник пришпандоривают липучий, потом высыпают ашановское обратно, а мешок с ценником в карман кладут, после домой бегут и там уже свое вкладывают, с дачи, без пестицидов.
- Нет, - отвечаю печально. - Не маркирована.
И понимаю, что тёрочки весом в 85 граммов сейчас поедут ко мне домой по красоте всей этой немыслимой московской, а назавтра я должна будут тащиться на почту и отправлять их посылкой арестанту Котову.
И вот именно тут, в этот самый момент, происходит чудо. Приемщица говорит:
- Чтобы не портить утро ни Вам, ни себе, я их возьму в порядке исключения! - и улыбается мне во весь рот. Я бы даже сказала - сияет. Подписывает мои бумажки и тёрочки мои, синяя и красная, уезжают к арестанту Котову Константину Александровичу тридцати четырех лет отроду.
Я выхожу на улицу из Федерального казенного учреждения "Следственный изолятор № 1 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по г. Москве" и улыбаюсь от счастья. Даже, можно сказать, смеюсь.
Отличная выдалась в этом году осень в Москве.
Вторая PS, от забывчивости. Тёрочки-то эти купила, оббежав три разных рынка, искусствовед Вера Федорова. Еле нашла пластмассовые, железные-то не берут.
UPD: петицию в защиту Кости Котов, чтобы терочки ему больше не таскать, можно подписать вот здесь...
